Круги фей [сказки и легенды германских народов о великанах, гномах, феях, водяных и домовых] - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

— Не знаю, Сеппи, — печально ответил Ганс, — как далеко унесут меня ноги, может быть, навсегда из моей любимой страны. — Он смахнул слезу со щеки. — Но ты должен оказать мне одну любезность, чтобы я мог уйти спокойно. Как только сможешь спуститься в долину, отправляйся к моей доброй старой матери и скажи ей, чтобы она не слишком горевала. Скажи ей, что мне против моей воли пришлось покинуть горы Тироля, и попроси Аннели никогда, никогда не забывать меня. И еще одно, Сеппи. Позаботься хорошенько о маленьком человеке, и пусть он ни в чем не нуждается. Обещай мне это.

Сеппи кивнул, и на его добром, честном лице появилась веселая улыбка, когда он подал руку своему другу, поспешившему прочь. Ганс окинул взглядом ночные пастбища, до которых теперь добрался; длинная пелена мха на старых соснах, под защитой которой он так часто спал, развевалась на ветру, подобно траурным знаменам. Его любимая коричневая корова медленно подняла голову, и колокольчик на ее шее прозвучал, как печальное прощание. Горячие слезы текли из его глаз, но у него не было времени на долгие прощания, он должен был спешить. Впереди вздымался неровный гребень ледника, борозды которого были освещены лунными лучами. Он миновал его, петляя по извилистым тропинкам сквозь сумрак елей, то взбираясь по крутым склонам, то спускаясь в овраги с пенящимся потоком, — тропинкам, не известным никому, кроме самых смелых горцев.

Наконец, он поднялся на высокий гребень, от которого дорога вела вниз, в незнакомую долину, к незнакомым полям. Бросив последний взгляд назад, на свою любимую гору, он, не медля, поспешил дальше.

* * *

Золотые лучи вечернего солнца снова ласкали горы и долины, плыли по волнам прекрасной реки Инн, которая текла так мирно, словно никогда не пыталась пениться и бушевать, подобно своим горным собратьям. По склону горы нетвердыми шагами спускался юноша. Это была последняя возвышенность, отделявшая его от большого и многолюдного города, раскинувшегося внизу в долине. Его голубые глаза казались тусклыми и запавшими, длинные волосы спутались вокруг головы, а некогда приличная одежда носила следы тяжелого путешествия.

Сын гор с изумлением смотрел на суету внизу, и с его губ сорвался глубокий вздох. Но он взял себя в руки и спустился к берегу ручья, через который был перекинут мост, ведущий в город. На одном конце этого моста стояла сторожевая будка, поскольку в те неспокойные времена было необходимо внимательно следить за всеми направлявшимися в город. За дубовым столом перед дверью сидели два солдата. Молодой человек подошел к зданию и робко остановился в нескольких шагах от них. Наконец, старший из них поднял голову.

— Смотри-ка, Францерль, — сказал он, бросив быстрый взгляд на молодого путешественника, — вот идет парень с твоей стороны гор, но он выглядит не таким веселым, каким был ты, когда пришел.

Францерль поднял глаза, но, едва встретился взглядом со странником, как тут же вскочил и с радостным криком схватил его за руку.

— Ганс, милый Ганс, откуда ты взялся? — воскликнул он. — Разве ты не помнишь меня? Разве ты не узнаешь Францерля, с которым ты и Аннели так часто играли, и с которым вы так часто делили хлеб и сыр, когда моей бедной матери нечего было дать своему голодному маленькому Францерлю?

Ганс — ибо это действительно был он — с радостным удивлением взглянул на веселое молодое лицо и сразу узнал своего старого товарища по играм, который много лет назад покинул родную долину, чтобы сколотить состояние в большом свете, и чьи друзья давно считали его умершим. Он стал солдатом, но, несмотря на суровую службу, сердце его оставалось таким же теплым и верным, как прежде. Он подвел своего старого друга к столу, за которым сидел другой солдат, и предложил Гансу немного горячительного.

— Выпей, мой добрый друг, — настойчиво сказал он, — выпей; тебе, кажется, нужно подкрепиться, а потом скажи мне, что привело тебя сюда.

Эта грубоватая забота тронула сердце бедного странника и волшебным образом подействовала на его усталый дух. Это было первое знакомое лицо, которое он увидел за много дней; первое приятное напоминание о прошедших днях; и ему было приятно открыть свое сердце другу детства и рассказать ему о своей глупости, которая выгнала его из дома, и о том, как с тех пор он скитался по горам, выпрашивая кусок хлеба и глоток молока у добросердечных пастухов; ибо он не отважился спуститься в деревни, куда известие о случившемся могло прийти раньше него.

— И теперь, — сказал он, — я собираюсь уйти в какую-нибудь далекую страну, где ничего не знают ни о Назерле, ни о Гансе, ни даже о прекрасной земле Тироля.

— Ты поступил глупо, — засмеялся Францерль. — Ты совершенно уверен, что Назерль — мертв? У него всегда был толстый череп, и мне это прекрасно известно. Не будь дураком, оставайся здесь и стань таким же храбрым солдатом, как мы. Поверь, у нас веселая жизнь, и даже в солдатской форме можно быть хорошим человеком.

Ганс на мгновение заколебался; он никогда не думал об этом, но Францерль не отставал.

— Послушай, Ганс, завтра или послезавтра мы едем в Италию, страну, которая, как говорят, еще прекраснее нашей. У нас веселая жизнь, и когда ты вернешься через два-три года, все это дело зарастет травой, и они не посмеют сказать тебе ни слова после того, как ты наденешь мундир солдата императора.

— Но Аннели? — вздохнул Ганс.

— В любом случае, какое-то время ты не сможешь видеться с Аннели, но если она действительно достойна тебя, то останется верна тебе.

Да, Францерль был прав, Ганс видел это; поэтому он согласился на его предложение и пошел со своим другом к сержанту-вербовщику, который был рад принять еще одного славного парня в ряды своих подчиненных.

* * *

Была осень. Утренний ветер резвился над Адриатикой, играя синими волнами, и развевая темные волосы юноши, который в глубокой задумчивости прислонился к арке Пьяцца ди Сан-Марко, мечтательно глядя на Большой канал, который, разрезав Венецию огромной дугой, смешивает свои воды с волнами Адриатики.

Это был Ганс. Горы и долины его родной земли лежали далеко отсюда. Он уже давно перебрался через последний горный перевал Тироля, но не смог забыть свой дом, — вернуться в него как можно скорее, таково было его тайное желание в этой прекрасной, но чужой стране. Что хорошего принесло ему великолепие этой странной страны, ее величественные дворцы и произведения искусства